• Casino онлайн
• Игровые автоматы холодные заклинания

Читать онлайн - Кальвино Итало. Если однажды

Ты открываешь новый роман Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник». Пренебрежительно, разумеется, не в отношении работы (никто не собирается обсуждать твои профессиональные качества: допустим, твоя деятельность органично вписывается в непроизводственную сферу, составляющую весомую долю национальной и мировой экономики), а в отношении новой книги. Ты тихо-мирно сидишь у себя в комнате, открываешь книгу на первой странице, нет, на последней: сначала хочется посмотреть, не очень ли она длинная. Ты вертишь книгу в руках, просматриваешь аннотацию на тыльной стороне суперобложки и на отгибе – общие, мало что говорящие фразы. Конечно, все это обхаживание книги, обчитывание книги, предваряющие собственно чтение, являются частью удовольствия, получаемого от новой книги. Вокзальные фонари и фразы, которые ты читаешь, скорее скрадывают, чем выделяют предметы, увязшие во мглистой поволоке темноты. Прочитав едва вышедшую книгу, ты завладеешь ее новизной с первого мгновения, и тебе не нужно будет гнаться за ней по пятам. Тебе не кажется, что ты ведешь себя пренебрежительно? Непрерывность времени можно обрести разве что в романах той эпохи, где время уже не выглядело неподвижным, но еще не взорвалось, эпохи, продлившейся лет сто, не больше. Нежданно-негаданно ты обнаружил перед собой неизвестно что. Тебе и так здесь знаком каждый уголок, насквозь пропитанный запахом поезда, источающий особый вокзальный дух, даже когда последний поезд уже ушел. Предупреди всех заранее: «Я не буду смотреть телевизор! Устройся поудобнее: сидя, лежа, свернувшись калачиком, раскинувшись. В кресле, на диване, в качалке, в шезлонге, на пуфе. Нет, каждый раз ты чаешь натолкнуться на истинную новизну: пусть, оказавшись однажды новизной, она пребудет ею навсегда. Медленно ты откидываешься на спинку стула, приподнимаешь книгу на уровень носа, легонько заваливаешь стул на задние ножки, выдвигаешь боковой ящик стола, чтобы положить на него ноги, – положение ног во время чтения имеет первостепенное значение, – вытягиваешь ноги на поверхности стола, придавив ими бумаги, и без того лежащие мертвым грузом. Мы не в состоянии жить или думать иначе, как короткими временными отрезками, каждый из которых удаляется по собственной траектории и молниеносно исчезает. Книжные страницы затуманились, подобно стеклам в старых поездах. Перечисленные приметы единодушно свидетельствуют о том, что действие происходит на захолустном вокзальчике, где всякий вновь прибывший мгновенно привлекает к себе внимание. И не важно, что фонари светят не дальше своих клочковатых островков. Дверь лучше всего закрыть: там вечно включен телевизор. » А не хочешь – не говори: авось и так оставят в покое. Недолговечная красота молодости свойственна и книгам. Она радует взор, покуда ранней библиотечной осенью не начинает желтеть обложка, не покрывается пепельным налетом обрез, не обтрепываются уголки переплета. Скорее всего, ты принялся листать книгу еще в магазине. Сейчас ты зажат в автобусной давке – повис, ухватившись за поручень, свободной рукой пытаешься развернуть бумажную обертку: совсем как обезьяна, которая одной лапой очищает банан, а другой уцепилась за ветку. Можно подумать, что ты углубился в изучение какого-то документа, на самом деле ты поглощаешь первые страницы романа. Кто-то смотрит сквозь мутные стекла, открывает застекленные двери бара. Все выглядит размыто, словно увиденное близорукими или воспаленными от угольной пыли глазами. Кошка выгибает спину, кассирша закрывает дзинькнувший кассовый аппарат.

Живые амулеты - rwl.me

Скажи еще громче, крикни: «Я начинаю читать новый роман Итало Кальвино! Ты несешь с собой не просто книгу, но ее новизну, сравнимую хотя бы с новизной фабричного изделия. А может, книгопродавец и не заворачивал книгу, а вручил ее в полиэтиленовом пакете? На тебя накатывается шквал автомобильных гудков: загорелся зеленый свет, и ты застопорил движение. С рассеянным видом ты открываешь ее, упираешься локтями в стол, стискиваешь виски сжатыми в кулак ладонями. К вокзальным запахам добавляется ароматное дыхание привокзального буфета. Пожилой бармен запускает ее, точно машинист, дёргающий за ручку паровозного гудка. Есть особая прелесть в новой, только что изданной книге. Остановился у светофора, достаешь книгу из пакета, разрываешь прозрачную упаковку, пробегаешь первые строки. Ты отодвигаешь одну из папок и прямо под носом обнаруживаешь книгу. Свисток уносится по рельсам, лоснящимся дождевым глянцем. Напоследок ты обводишь растерянным взглядом шеренги книг (вернее, это книги уставились на тебя в растерянности, как собаки, провожающие из клеток городского приемника своего бывшего товарища, которого уводит на поводке хозяин) и выходишь из магазина.

Словом, бегло взглянув на названия книг, выставленных в магазине, ты прямиком направляешься к стопке свежеизданных «Если однажды зимней ночью путник», берешь один экземпляр и относишь его в кассу, чтобы установить на него твое право собственности. Хочешь сполна насладиться чтением – держи ноги на весу. В общем, заблаговременно позаботься обо всем, дабы не отвлекаться от чтения. Внутри этой цитадели ты можешь пробить бреши в рядах защитников, разделив их на Новинки Неновых (для тебя или вообще) Авторов Или Тематик и Новинки Совершенно Неизвестных (во всяком случае, для тебя) Авторов Или Тематик, и заодно определить, насколько они тебе интересны, исходя из твоих желаний, а также потребностей в новом и неновом (в новом, которое ты ищешь в неновом и в неновом, которое ты ищешь в новом). А что, наверное, это удобно – читать, вдев ноги в стремена. Вытяни ноги, положи их на подушку, на две подушки, на спинку дивана, на подлокотник кресла, на чайный столик, на письменный стол, на пианино, на глобус. Да смотри, чтобы на нее не падал слишком яркий свет: он будет отражаться от нестерпимо белой бумаги, обгрызая оттененные кромки шрифта, словно в знойный южный полдень. Ты резко сворачиваешь вправо, затем влево, уходишь от засады и с наскока врываешься в крепость Новинок, Автор Или Тематика Которых Тебя Привлекают.

Это считалось отдыхом после утомительной верховой езды. Хотя мысль заняться чтением в седле, водрузив книгу на загривок или приладив ее к лошадиным ушам специальной упряжью, кажется тебе заманчивой. Страница не должна оставаться в тени, иначе она превратится в крошево черных букв на сером поле, неразличимых, как стая мышей. Вместе с ними окопались Другие Книги; Ты Постоянно Делал Вид, Будто Читал Эти Книги: Пришла Пора Действительно Их Прочесть. Только не сиди теперь с тапочками в одной руке и с книгой в другой. Желательно сделать это сразу, а то когда начнешь читать, тебя уже не сдвинуть с места. К такому выводу ты пришел не только из собственного, но и всеобщего, чуть ли не всемирного опыта. Так вот, когда ты понял, что на лучшее рассчитывать нечего, ты решил ограничиться довольно узким миром книг. Засаду устроили Книги, Прочитанные Давным-Давно; Теперь Настало Время Их Перечитать. Не то чтобы ты ждал чего-то особенного, в особенности от этой книги. Многие, кто помоложе, кто постарше тебя, пребывают в ожидании необыкновенного от книг, людей, путешествий, событий, – словом, от всего того, что готовит нам день грядущий. Ты прекрасно знаешь: лучше уже не будет, не было бы хуже. Ну вот тебе удалось поубивать воинственные полчища. Впрочем, относительное затишье нет-нет да и нарушается дерзкими вылазками. Отразив эти наскоки, ты вплотную подступаешь к стенам крепости, где заняли оборону Книги, Которые Ты Давно Уже Наметил Прочесть; Книги, Которые Ты Безуспешно Искал Годами; Книги О Том, Чем Ты Занимаешься В Данный Момент; Книги, Которые Желательно Иметь Под Рукой На Всякий Случай; Книги, Которые Ты Мог Бы Отложить, Скажем, До Лета; Книги, Которых Недостает На Твоей Книжной Полке Рядом С Другими Книгами; Книги, Неожиданно Вызывающие У Тебя Жгучий И Не Вполне Оправданный Интерес. Из газет ты узнал о новой книге Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник». Стремительным броском ты обходишь их и попадаешь в самую гущу Книг, Которые Ты Намерен Прочесть, Но Прежде Должен Прочесть Другие Книги; Слишком Дорогих Книг, Покупать Которые Ты Подождешь, Пока Их Не Уценят Вдвое; Книг, Которые По Тем Же Причинам Ты Купишь, Когда Они Выйдут В Карманных Изданиях; Книг, Которые Ты Мог Бы Взять У Кого-Нибудь На Время; Книг, Которые Читали Все, Поэтому Можно Считать, Что Ты Их Тоже Читал.

Заговор на выигрыш

Ты одолел передовой пояс укреплений, и тут на тебя обрушиваются ударные силы пехоты, сформированные из Книг, Которые Ты Охотно Бы Прочел, Будь У Тебя Несколько Жизней, Но Жизнь, Увы, Всего Одна. Насупившись, они устрашающе поглядывали на пришельца с полок и прилавков. Ты знаешь, что на книжных просторах десятки гектаров занимают Книги, Которые Можно И Не Читать; Книги, Написанные Для Чего Угодно, Только Не Для Чтения; Уже Прочитанные Книги, Которые Можно Было И Не Открывать, Поскольку Они Принадлежали к Категории Уже Прочитанного Еще До Того, Как Были Написаны. Зрительный след повел тебя вдоль плотных заслонов из Книг, Которых Ты Не Читал.

Еще хуже, если ты принадлежишь – волей-неволей или вольной волей – к числу тех, для кого «работать» означает «работать всерьез», совершать – намеренно или без всякого умысла – нечто необходимое или, по крайней мере, небесполезное для других, а не только для себя. Тем лучше: к чистому голосу книги не должны примешиваться посторонние голоса. Как всякое начальное удовольствие, оно длится ровно столько, сколько надо, если мы хотим, чтобы за ним последовало особое удовольствие, от самого действия, то есть от чтения книги. Я сошел на этой станции впервые, а чудится, что провел тут целую жизнь – вечно торчал в этом сонном баре, переходил от запаха перрона к запаху мокрых опилок в сортире, перемешанных в едином запахе ожидания, запахе телефонных будок, когда остается лишь выудить назад заглоченные было жетоны, потому что набранный номер не подает признаков жизни. Тогда книга, которую ты принес на рабочее место в качестве этакого амулета или талисмана, неумолимо искушает тебя, отвлекая на короткие мгновения от главного объекта твоего внимания – будь то электронный перфоратор, кухонные горелки, рычаги управления бульдозером или пациент, лежащий на операционном столе со вспоротым брюхом. Итак, ты готов вкусить первые строки первой страницы. Да и кто вообще сказал, что у нашего автора неповторимая манера письма? Человек, расхаживающий между баром и телефонной будкой, – это я.   Ты приготовился распознать неповторимую манеру авторского письма. Скорее известно, что от книги к книге он меняется почти до неузнаваемости. Такое бывает: встретишь человека, которого представлял себе совсем иным, и никак не можешь совместить его облик со своим представлением. Вернее, этот человек зовется «я», больше ты о нем ничего не знаешь.  

Именно благодаря такой изменчивости мы его и узнаем. Точно так же, как и этот вокзал называется просто «вокзалом». Правда, на сей раз кажется, будто он не имеет ни малейшего отношения к написанному им ранее, во всяком случае к тому, что ты помнишь. За его пределами нет ничего, кроме безответного телефонного гудка, разносящегося в темной комнате далекого города.

Я вешаю трубку, дожидаюсь, когда по металлической горловине проскрежещет жетонный поток, возвращаюсь, толкаю застекленную дверь и направляюсь к холмику чашек, сохнущих в мохнатом паре. Я попал в ловушку, ту самую вневременную ловушку, что неизбежно расставляют нам вокзалы. Угольная пыль необъяснимо парит в воздухе вокзалов, хотя железные дороги давно электрифицированы. Роман, повествующий о поездах и вокзалах, не может обойти стороной этот дымный аромат.

Холодное заклинание игровой автомат -

Ты уже прочел страницы две, и пора бы наконец выяснить, когда, собственно, я сошел на этой станции с опоздавшего поезда: давным-давно или в наше время. Да и ты, читатель, до конца не понял, о чем тебе было бы приятнее читать – о приезде на старый вокзальчик, переносящий тебя назад, в утраченные время и место, или о слепящем свете и громогласных звуках, напоминающих, что ты живешь в наши дни, в угоду общепринятому мнению, будто жить в наши дни – сплошное удовольствие. Но обтекаемые фразы продолжают неуловимое движение по ничейной территории, где внешние приметы сведены к минимальному общему знаменателю. Ты и очухаться не успеешь, как тебя втянут в действие. Вполне возможно, что таким размытым и затуманенным этот бар (или, как его еще называют, «привокзальный буфет») увидели мои близорукие и воспаленные глаза. На самом деле не исключено, что он залит ярким светом. Трубчатые лампы цвета молнии, отражаясь в зеркалах, озаряют все проходы и закутки. Пространство, лишенное тени, захлестывает грохочущая музыка, исторгаемая из дрожащей колонки «сокруши тишину». Мини-бильярды и прочие игровые автоматы, вроде лошадиных скачек или бегущей мишени, работают без передышки. Пестрые силуэты проплывают в прозрачной глубине телевизора и аквариума с тропическими рыбками, взбодренными вертикальными струйками пузырьков воздуха.

В руке у меня не пухлый, потрепанный портфель, а твердый пластиковый чемодан квадратной формы. Ты полагал, читатель, что там, на перроне, мой взгляд уперся в ажурные, как алебарды, стрелки круглого циферблата, напрасно силясь повернуть их назад и пройти вспять по кладбищу истекших часов, бездыханно распластавшихся в своем сферическом пантеоне. Никак не пойму то ли я боюсь его потерять, то ли не чаю от него избавиться. С чего ты взял, что цифры, обозначающие часы и минуты, не возникают, скажем, из прямоугольных окошек и я не вижу, как каждая минута срывается на меня, точно нож гильотины? Ясно одно: это не тот чемодан, который можно сдать в камеру хранения или забыть в зале ожидания.